Отсутствие глобального вектора развития цивилизации влияло на жизнь людей на микроуровне. Крупнейшие корпорации вслед за человечеством теряли интерес к инновациям. Личностный рост уходил на второй план, так как «откладывать на потом» можно сколь угодно долго, а развлекаться и прожигать жизни хотелось здесь и сейчас. Одним словом, Сьюзи — рай, медленно превращавшийся в ад. Однообразие и бесконечность жизни разрушали разум, раз за разом пересаживаемый из тела в тело.
Сохранились ли у них рассудительность, благородство и милосердие — никто не знал. Но в любом случае, полёт на Сьюзи был делом рискованным. И сейчас почти весь экипаж ЗОИ, наверняка уже приземлившийся, встретился лицом к лицу с реальной, а не электронной цивилизацией.
Старая, профессиональная привычка не доверять тому, что тебе говорят, по сей день сохранилась у капитана и сеяла сомнение по поводу рассказов Анны. Он понимал, что его недоверие мгновенно вскроется, но сделать ничего не мог. Он такой, какой есть. К тому же сомнения его были вполне обоснованы.
Всякий раз, когда Михей интересовался планами Анны и остальных обитателей Евы, диалог с женщиной становился извилистым словно серпантин. За долгое время капитан так и не узнал толком, зачем было захватывать тела землян и лететь на Сьюзи? Почему, раз жители Евы готовы просто «стереть» себя из хранилища, Сьюзи не предоставит им тела для последней жизни? Зачем один из них в теле Георгия отправился чёрт знает куда? Михею, почему-то, не хотелось верить, что когда-то высоко цивилизованное общество, вдруг стало столь хладнокровным и безжалостным, чтобы обрекать таких же, как они людей, на забвение.
К тому же разведчику казалось крайне нелогичным решение, использовать целую планету под «хранилище». На Земле за каждый клочок территории шли войны, а тут свободна практически целая планета. Даже две, если верить предположениям Анны, что Дана — четвёртая планета новой галактики, используется схожим образом, только жителями Кармен. Над поверхностью Даны так же образовался информационный барьер и поди теперь разберись, что происходит на планете.
***
Неизвестно, сколько прошло дней по меркам Земли, неизвестно, сколько пролетело месяцев на Еве, но Петровичу и Фёдору казалось, что прошла целая вечность. Они чуть ли не бегом направлялись к месту, где раньше был разбит лагерь лесорубов и рассуждали о том, как выполнить требования Великого Правителя и что будет после этого. С ними на Еву прибыл Ивраоскарь. Он, ссылаясь на Великого Правителя, сказал, что без него земляне никак не справятся.
— Ни за что они не найдут столько добровольцев! Ни за что! — настаивал Фёдор, хотя по большому счёту с ним никто не спорил.
— Никто и не говорит о добровольца.! — парировал Тарас Петрович. — Как всегда, напишут нас скорую руку какой-нибудь закон и всё. Как на войну отправят молодежь на «форматирование».
— Надеюсь, что ты ошибаешься! Не хочется мне в это верить. — вздохнул Фёдор.
— Мне тоже не хочется, но опыт подсказывает, что так оно и будет. Страшно подумать, жили люди, как им кажется, плохо. И не подозревают, что вскоре всё готовы будут отдать, чтобы сохранить свою несчастную жизнь.
— Тут будет не лучше.
— Твоя правда. Погубят хороших ребят, а сюда всякая сволочь повалит! Что они тут устроят, боюсь представить.
Фёдор после слов старика вдруг резко остановился, на лице его читалось, что внезапно он понял что-то важное. Земляне несколько секунд смотрели друг на друга. Тарас Петрович наверняка понял, какая мысль вдруг посетила его приятеля, но всё же спросил:
— Чего с тобой?
— Зачем тогда всё это? — робко спросил Фёдор.
Дед запустил пальцы в отросшие волосы, почесал в затылке и тяжело вздохнул:
— Ну, сто миллионов погубим, но спасём-то больше! — в голосе Тараса Петровича слышалась неуверенность. — Да и Великому Правителю всяко виднее, чем нам с тобой!
Фёдор не успел ничего возразить. Их догнал Ивраоскарь. Ему вдруг до ужаса стало интересно побывать на другой планете. Он еле плёлся, вертел головой по сторонам, удивляясь причудливым формам деревьев. Постоянно спотыкался и просил землян идти чуть медленнее.
— Спасибо, что подождали! Слушайте, как же тут красиво! Не находите? — спросил лингвист, прищуриваясь от яркого света. Он наверняка знал, о чём говорили земляне, и отстал он скорее всего нарочно, чтобы «подслушать» их разговор.
— Вы кого-нибудь слышите? — резко перевёл разговор Тарас Петрович.
— Ничего необычного. А должен?
— Смотря как далеко вы «слышите»!
— А, вот вы о чём, простите, я понял вас буквально. Но ответ мой не изменится — ничего необычного!
— Странно, мы уже совсем рядом. — удивился Фёдор и с тревогой взглянул на старика.
— Может прячутся? — весело предположил Ивраоскарь, пребывающий в прекрасном настроении. Он продолжил разглядывать окружающую его флору и восхищаться. Всякий раз он требовал, чтобы земляне взглянули и оценили красоту дерева, куста, хитросплетения ветвей, бутона и других «достопримечательностей».
Старику и его товарищу было не до этого. Они уже заметили необычные изменения: две сбитых камеры зоны обзора, сорванные с прикола и лежащие на земле палатки, оборванные провода базы патрульного дрона.
— Что-то произошло! — хмуро сказал Петрович.
— Может, они улетели? — предположил Фёдор.
— Не похоже.
Ещё несколько сот метров позади, выскочив к плато, где раньше стояла станция, они увидели ужасающую картину. Петрович замер, Фёдор рухнул на колени и схватился за волосы. Догнавший их Ивраоскарь улыбнулся и подметил:
— О! Они знали, что мы приедем!
— Кто они? — еле держа себя в руках закричал Фёдор.
— Как «кто»? Они! — ответил Ивраоскарь, указывая рукой на Михея, Марка, Егора и Тибо, болтающихся в петле, с табличками на шее, ровно на том месте, где раньше стоял огромный космический корабль.
— Ты спятил? А? Профессор? Спятил? — бросился на него атлет. — Чего ты улыбаешься? Тебе весело?
— Успокойся! — рявкнул Петрович. — Надо их снять.
Фёдор полез на плато, чтобы снять тела своих товарищей. Тарас Петрович остался внизу принимать тела, он стоял, пытаясь унять замелькавшие в голове мысли.
«Как же так? Кто? Кто это сделал? Зачем им это было нужно? Почему сейчас? Так неожиданно и подло! Почему один из них, овладевший телом Георгия, вёл себя так дружелюбно? Для чего эта фальшивая человечность? И главное, как теперь найти в себе силы, где взять столько благородства, чтобы спасать их. Или Фёдор прав? И они заслуживают вечных скитаний среди дикого леса!?»
С трудом прогнав отчаяние старик собрался и стал говорить сам с собой:
— Сначала снимем их, почтим их память и по-человечески похороним. Остальное потом. Потом я выясню, кто это сделал. Кто нацарапал на табличках гостеприимное «УБИРАЙТЕСЬ!»? Кто за всё это ответит? И какого черта улыбается этот чокнутый лингвист…
